Всемирная Грузинская Ассоциация

В то лето мы с Тамуной решили, наконец, съездить в Грузию, покупаться в теплом море.
А то, что по жизни вместе с женой я получил еще и родственника — премьер-министра Грузии, меня страшно обрадовало. Это сулило приятные и экономически выгодные неожиданности.
Зураб обещал нам выделить целый день из своей премьерской жизни, и я уже представлял себе некоторые моменты этого дня.
Я представлял себе, как на элитной даче мы, держа фужеры с коньяком в одной руке и шампур в другой, обсуждаем вопросы российско-грузинских отношений. Потом, пропитавшись ко мне доверием, Зураб просит меня решить в Москве какой-то тонкий вопрос. Например, цену на нефть для Грузии в следующем году. Я решаю вопрос, и меня награждают главным грузинским орденом, а в подарок дают пару десятков гектаров земли у моря. Нужно заметить, что я весьма туманно представлял, как мне удастся решить первую часть задачи, зато вторая часть приятно кружила голову.
В самолете я летел с Филиппом Киркоровым. Мы обнялись, и он рассказал, что летит в Тбилиси на три концерта.
— А ты зачем летишь? — спросил Филипп.
— Ты скоро узнаешь об этом из газет, — промурлыкал я.
14 ч. 30 мин.
Мои ожидания оправдались. Самолет подрулил к стоянке в аэропорту Тбилиси, и перед трапом выстроилось телевидение и девушки с цветами.
Я нервничал, подбирая слова для приветствия.
Однако, увидев на трапе шубу Киркорова, все ринулись к нему. Сунув цветы, толпа подхватила «звезду», и все умчались.
— А где кортеж? — мрачно спросил я жену.
— Наверное, вон там, — сказала жена, указывая на дальнюю стоянку.
«Вон там» стояла огромная черная машина. На подножке сидел водитель, ковыряясь палкой в асфальте. Из-под костюма вился белый провод к наушнику.
— Вы к господину Жвания? — спросил он, отбросив палку. — Господин Матвей? Поехали.
Машина подпрыгивала на ухабах.
Мотор гудел, постреливая.
Водитель молчал.
— Хорошая машина, — уважительно сказал я, пытаясь наладить разговор. — Большая.
— Плохая машина, — буркнул водитель. — Бензина много берет. Продать хочу.
— А это ваша?
— Нет, служебная господина Зураба. Но он сказал: найдешь покупателя — продавай. Дорого очень. Нужно что-то поэкономичнее взять.
Я вспомнил кавалькаду пролетающих членовозов в Москве и подумал, что Грузия еще подарит мне сюрпризы. <...>
Кабинет Жвания оказался огромным залом, в конце которого стоял стол. На потолке висели в два ряда хрустальные люстры — отголосок былого советского времени.
15 ч. 30 мин.
Кабинет премьера явно требовал ремонта. Я с удивлением отметил, что, оказывается, есть страны, где ремонт страны начинают не с собственного кабинета.
Зураб вышел из-за стола и пошел нам навстречу. Мы пошли навстречу ему. Кабинет длинный, ковер прямой. В этом было что-то брежневское.
— Какая честь для Грузии, — весело сказал Жвания, когда мы обнялись. — Мы ждали увеличения поставок газа, а приехали вы. Но все равно приятно.
Фраза меня немного смутила. Получалось, что для Грузии важнее газ. Но эта же фраза радовала, потому что было понятно: нужный мне разговор с последующим предоставлением участка у моря может произойти.
— Скоро мы пойдем обедать, — сказал Зураб в своей незабываемой тягучей манере. — В вашу честь соберутся лучшие люди. У нас есть список людей, которых мы хотели пригласить, если приедет ваш президент. Правда, он не едет. Но наши люди должны быть тренированными. Пусть сегодняшний день будет для них, как военные учения.
Мы сели в глубокие кресла. Такие кресла массово закупались у румын во времена Чаушеску. Громоздкие подлокотники и натуральная кожа сидений должны были внушить уважение. На стеклянный столик поставили чай и российские конфеты.
— Россия уничтожает грузин изнутри, — сказал Жвания, нахмурив брови. — Прямо в этом кабинете. Я уверен — это заговор.
— Чем уничтожает? — я оглянулся.
— Конфетами, — премьер указал на сладости. — Посчитайте, ежедневно в моем кабинете бывает человек двадцать. Каждому ставится чай и конфеты. Даже если я съедаю одну конфету, то получается двадцать конфет в день. Налицо опасность для грузинской государственности.
— Так чей это заговор? — не понял я.
— Мой, — улыбнулся Зураб. — Я им руковожу. Я же не запрещаю ставить каждому гостю конфеты. И сам ем.
Мы открыли «Белочку» и захрустели содержимым.
— А скажи, Матвей, — спросил вдруг Зураб, — а у вас в Кремле действительно считают, что Грузия враждебна России?
— У нас есть Путин. Вот как он считает, так и показывает телевизор. А как показывает телевизор, так и думает страна.
— Странно, — задумчиво сказал Жвания, — нам сейчас очень сложно. И мы пытаемся из этого как-то выйти. А Россия как будто на нас за это обиделась.
Повисла пауза. Я не знал, что ответить, но вдруг обратил внимание, что Зураб и не ждет ответа. Он о чем-то думал, как будто меня рядом не было.
— У тебя в кабинете давно не было ремонта, — разбил я молчание. — Как может быть у премьера такой кабинет? Вот приедет Путин — где ты его будешь встречать?
— Мы будем встречать его в ресторане. Кстати, мы с вами там встретимся часов в пять. Там — лучшая кухня! Между прочим, — Зураб придвинулся ко мне и перешел на полушепот, — не хочешь ли ты протянуть руку помощи Грузии?
Мое сердце замерло. Я понял, что наступил тот самый момент, о котором вскоре Киркоров, сгорая от зависти, будет читать в газетах.
— Я готов, — полушепотом сказал я, — у меня в Москве хорошие связи. Я могу переговорить с нужными людьми. Вопрос в задаче!..
— Задача простая, — пристально глядя мне в глаза, произнес Зураб. — Нужно продать эти люстры из моего кабинета. Они старые, но это настоящий богемский хрусталь. Я могу продать их по тысяче долларов каждую, не меньше.
— Ты распродаешь Грузию? — ужаснулся я.
— Я продаю конкретные люстры, — строго уточнил премьер. — И, заметьте, без тендера, ведь мы родственники. Но все экономически выверено. Мы собрали виднейших экономистов и подсчитали, что если люстры продать, то хватит денег сделать ремонт в этом кабинете и даже в приемной. Кстати, — он перешел на шепот, — можешь продать их своим людям в Москве, например в «Газпром». Может, нам скинут цену на газ. Мы организуем нелегальный вывоз люстр через турецкую границу. Это будет спецоперация.
Он улыбался.
— А тебе что, больше продать нечего? — нетерпеливо спросил я, ожидая скорейшего перехода к недрам, водам и землям.
— Как премьер я бы продал все, потому что все должно иметь своего настоящего хозяина. Но, к сожалению, дорогой Матвей, — улыбнулся Зураб, — в Грузии нет нефти и газа. Но есть хорошие люди, земля и вера. Но это не экспортные статьи. И это плохо и хорошо одновременно.
17 ч. 20 мин.
В ресторане стоял огромный стол человек на пятьдесят. Стол был уставлен так, как будто от того, буду ли я сыт, зависят российско-грузинские отношения. В зале стоял гул, когда много людей разговаривают на незнакомом языке. Это особый гул застолья, когда ты не можешь выхватить из него ни одного знакомого слова.
Когда мы вошли, все зааплодировали.
Мы шли мимо стола к местам, мне было приятно. Так меня еще никто не встречал.
Все сели, и, к моему удивлению, гул разговора опять повис над залом. Женщина, сидевшая справа, посмотрела на меня, улыбнулась и тихо сказала: «Огромное вам спасибо!».
— За что? — кокетливо спросил я.
— За то, что вытащили Зураба. Он ведь все время занят. А из-за вас пришел. Его очень уважают. Видите, как все ему аплодируют.
Зураб постучал вилкой по фужеру, но шум не стихал. Тогда он встал и обратился к залу.
— Друзья, — сказал Зураб, — к нам приехал наш дорогой Матвей. Возможно, не все знают нашего дорогого Матвея, поэтому я хотел сказать о нем несколько слов.
Одновременно с его монологом шум постепенно начал стихать, но особым образом.
Каждый обращался к другому и просил обратить внимание на Зуру. Тот, другой, по всей видимости, спрашивал почему. Первый говорил что-то типа «он говорит про гостя». Второй, наверное, спрашивал «про какого?». Первый показывал на меня. «А-а», — радостно кивал головой второй и начинал успокаивать третьего. Так что к финальной фразе: «…очень много делает для улучшения наших братских отношений», полстола так и не успокоилось.
Внезапно на другом конце стола встал пожилой человек, поднял бокал и что-то громко сказал.
Все, наконец, дружно подняли бокалы, чокнулись и выпили.
— Вот видишь, Матвей, — с улыбкой сказал Зураб, садясь, — мне стыдно за грузин. Все хотят в Европу, а так неорганизованны. Даже чтобы выпили, нужны усилия и административный ресурс.
— А кто это? — я указал на пожилого человека.
— Это мой старый друг. Он потребовал, чтобы я прекратил демагогию и не мешал выпить за твое здоровье.
Зураб посмотрел на меня, нахмурив брови.
— Представляешь, Матвей, он прервал речь премьера и теперь ест помидор. Ужас! Как вести страну к процветанию в такой обстановке?!
Я попытался понять, дурачит меня Зураб или нет, но тут слово взял следующий оратор.
— Я хочу сказать про нашего дорогого Матвея и про нашего дорогого Зураба, — сказал он.
<...>Закончилось все на патетической ноте. Все чокнулись и снова выпили.
— Что он говорил? — шепотом спросил я Зураба, отвечая абстрактной улыбкой на дружеские взгляды и кивки.
— Долго переводить.
— А если коротко?
— Это была ода радости! — торжественно объявил Зураб.
У него все время звонил мобильник, он вставал и выходил. Возвращался с озабоченным лицом, улыбался мне как-то формально и тут же погружался в свои мысли. После очередного звонка он наклонился ко мне:
— Извини, Матвей, мне придется уехать. Мой водитель отвезет тебя к Софико Чиаурели. Может, я туда заеду.
— А что случилось? — спросил я, видя его тревогу. — Ты ничего не ел.
— Ничего, обычные проблемы с Батуми, — Зураб улыбнулся. — Жизнь премьера способствует сокращению объема талии на два размера.
Он встал и пошел мимо стола, кому-то рассеянно улыбаясь и кивая.
Стол гудел, все ели и выпивали, не обращая на нас никакого внимания.
19 ч. 10 мин.
Софико встретила меня как родного, сказала, что только что звонил Зураб. Он заедет через полчаса, и мы пообедаем что-то вкусное. Сейчас она отпустит японскую делегацию, а я пока могу побродить по дому. <...>
Сделав четыре круга по лабиринту проходов, я вышел к высокой двери в комнату. За ней оказался зал, который сделал бы честь любому коттеджу на Рублевке.
Длинный стол и массу стульев может купить любой богатый россиянин, который немного украл у государства. Можно даже съездить в Африку, убить там носорога и повесить его голову. О картинах я не говорю — лучшие полотна покупаются русскими на «Сотбис», не выходя из кабинета, по телефону. Я это видел собственными глазами.
Но у Софико в комнате был стол, который, наверное, купили ее родители. На портретах были родственники — я узнал старшего Чиаурели и царственную Верико Анджапаридзе.
Правда, не было головы носорога.
Но висел хороший портрет мужа Софико, Котэ Махарадзе. На портрете у него был вид не менее свирепый, чем у носорога. Наверное, его рисовали после проигрыша «Динамо» Тбилиси.
Все было красиво и внушало уважение.
За столом в этой комнате одиноко, друг напротив друга, сидели две величавые дамы. Они царственно кивнули мне, продолжая говорить по-грузински.
Я бесцельно обогнул стол и сел в глубокое кресло в конце стола. Я водрузился как председательствующий.
Дамы сидели вдали от меня.
Дамы вели диалог. Под журчание их речи я стал дремать. Я подумал, что когда приедет Зураб, я спрошу у него, кто были эти женщины. Судя по виду, подумал я, они из какого-то древнего грузинского рода. Так они выглядят. И говорят так же красиво.
«Кстати, они стали говорить громче и темпераментнее», — отметил я.
Мне даже показалось, что они спорят.
«Интересно, о чем можно спорить так красиво? — неторопливо подумал я.
— Наверное, о музыке или о поэзии. Например, одна говорит, что Галактион Табидзе лучше Акакия Церетели. А другая возражает, что все наоборот».
Женщины заметили мой пристальный взгляд.
— Извините, что мы кричим, — возмущенно сказала одна, — вы так сладко спали, даже храпели. Но я не могу сдержаться. Нинико говорит, что 8 лари пенсии, если вести себя экономно, может хватить на расходы и еду. А я говорю, что это невозможно!..
— Какие 8 лари?! — ошарашенно спросил я.
— Те, что платит нам премьер Жвания, — объяснила дама. — Он чудесный человек, мы так за него болеем. Но 8 лари мне, например, не хватает даже с моей экономностью.
Я беспомощно моргал глазами, не в состоянии совместить этих царственных женщин и 8 лари.
— А сколько это в долларах? — спросил я беспомощно.
— Это долго считать, — включилась в разговор Нинико. — Но чтобы вам было понятно, этих денег хватает только на содержание одной кошки. А у меня их две.
— Вы должны сказать Зурабу, — вмешалась первая дама. — Он вас уважает. Может, он что-то сделает. У него прекрасная мать. Она его воспитала уважать старших. Поговорите с ней, может, она на него подействует.
Открылась дверь, и на пороге показалась Софико. Она выманила меня и сообщила, что Зураб не приедет. У него проблемы с Аджарией, и он ждет нас у себя в Цхнетах часов в десять.
20 ч. 50 мин.
Огромная черная машина с воем везла нас в Цхнеты к правительственным дачам. Дорога вилась вверх, давление падало, уши закладывало.
— Вот видите, — продолжал жаловаться мрачный водитель, — я говорил господину Зурабу, чтобы поменять машину, а он говорит: нужно отрегулировать. А что тут регулировать? На этой машине нужно слонов возить.
— А кто их покупал, эти машины? — наконец возмутился я. — Почему такие купили?
— Они бронированные, — пояснил водитель. — Боялись, что будут стрелять. Но никто не стреляет.
— Так замените!
— Нельзя, так полагается.
— Так не жалуйтесь, в конце концов!
— Я не жалуюсь на машину, — сказал водитель. — Я на господина Зураба жалуюсь, потому что он все время выскакивает из машины и ходит сам по себе. А я работал еще при СССР. Я знаю порядок. Ему нельзя ходить без охраны. Его могут убить.
21 ч. 30 мин.
В огромной комнате «жилого правительственного особняка» было гулко и странно. Гулко, потому что высокие потолки. Странно, потому что дом премьера я представлял совсем не так.
Я представлял что-то академичное, вылизанное, с массивной мебелью, купленной за большую валюту на далеком Западе. Но в доме стояла как будто случайная мебель, которая с грохотом падала, когда в комнату вваливалась толпа маленьких детей. Их было человек двадцать, так казалось. Они играли. С топотом и воем они врывались в комнату, что-то переворачивали и замирали, тяжело дыша, блестя глазами и едва сдерживая смех. Потом кто-то из них что-то выкрикивал, и вся толпа бежала в другую комнату.
Особняк, как казалось, не ремонтировался со дня постройки. <...> Зураб с женой и детьми жили в старом номенклатурном счастье, которое невозможно было привести в порядок. Как объяснила Нино, жена Зураба, на это не было ни времени, ни денег.
Моя Тамуна и Нино, схватив какую-то бутылку, пошли болтать на кухню, а я попытался посмотреть телевизор, с трудом найдя пульт, закинутый детьми в ящик для игрушек. Телевизор был старый. Изображение троилось. Казалось, что из экрана сейчас выскочит Брежнев. Повертев программы, я обнаружил «Россию». Диктор привычно ругал Грузию, упоминая «враждебные действия».
— Хочешь вражеский коньяк? — послышался голос от двери.
На пороге стоял улыбающийся Зураб.
— Я могу тебе дать очень хороший грузинский коньяк. Те, кто говорит, что хороший коньяк делают только армяне, — враги грузинского народа.
Он налил в рюмки коньяк и плюхнулся в очередное помпезное кресло. Я сидел в таком же. Сидеть было мучительно. Из-за гладкой кожи я все время съезжал. Приходилось упираться ногами.
С ревом в комнату ввалились дети. Постояв и шумно подышав несколько секунд, они рванули из комнаты.
— Вот радостное будущее свободной Грузии, — смешливо сказал Зураб. — Они, кстати, почти не знают русского языка. Я все думаю, это хорошо или плохо? С одной стороны — плохо. Лучше знать. А с другой — зачем им это слушать?
Он кивнул в сторону телевизора. Московский диктор перешел к описанию «марионеточного грузинского руководства».
— Никогда не думал, что я марионетка, — сказал Зураб. — Но ладно, перейдем к другому. Почему ты так злобно смотрел на меня после моего прекрасного выступления у вас на «Эхе Москвы»? По-моему, я блистал.
— Ты завалил передачу, — сказал я сурово. — Ты говорил радиослушателям не то, что они хотели слышать.
— А что они хотели слышать?
— Они очень любят Грузию, они хотели слышать, что все будет хорошо. А ты стал говорить ультиматумы, как будто перед тобой сидит Путин. Вот все и обиделись. И проголосовали, что Грузия более враждебна, чем миролюбива. Слушатель любит в эфире позитив.
— Позитив? — весело спросил Зураб. — Значит, я должен говорить о Кикабидзе и Брегвадзе? Или даже спеть «По аэродрому»? Представляешь, Матвей, поющий премьер! Это бы так понравилось слушателям! А может, нужно было в вашем эфире говорить о степени прожарки шашлыков? Сказать, что все хорошо, в то время как отторгают Абхазию, в Батуми Абашидзе приватизировал Аджарию и не пускает машину премьера страны в свой город, а Россия…
Он внезапно посмотрел на экран телевизора.
— А вот вам и Россия! — он сделал рекламный жест в сторону экрана. — Опять его достали из кармана!..
На экране показывали Игоря Гиоргадзе. Звук был выключен, и я потянулся за пультом.
— Не нужно, — остановил меня Зураб, — я могу его дублировать, как Луи де Фюнеса. Я знаю каждое его слово.
Он помрачнел.
— Скажи, Матвей, зачем они это делают. Представляешь, если бы мы каждый день показывали Березовского, чтобы дразнить Путина. <...> Как это понимать? Если сосед показывает на экране врага моей страны, что нам думать?
Я молчал.
— Правильно, — сказал Зураб, — остается думать, что завтра Россия бросит на нас бомбу.
— Но ты же понимаешь… — с улыбкой начал я.
— Да, я понимаю, что никто не нападет. Но я знаю, что есть планы привести в Грузию этого.
Он показал на Гиоргадзе.
— Мы знаем, что в Москве такой план есть в разработке. И что подсчитывают, какими силами это можно сделать. И что уже посчитали, что за пару дней все успокоится. А ты говоришь, что я был резким в эфире.
Я решил сменить тему.
— У Софико сидели две женщины, одну звали Нинико. Она мне сказала…
— Что не может прокормить своих двух кошек, — подхватил Зураб. — Я знаю, мы друзья.
— И что?
— Ничего, я ей каждый раз говорю, что Грузия переживает временные трудности и количество кошек нужно сократить до одной. Во имя спасения нации!
Он устало распустил узел галстука.
— Кстати, о позитиве. У нас есть прекрасные места, не хуже Швейцарии. Как ты думаешь, ваши миллиардеры будут вместо Куршевеля ездить сюда со своими блондинками?
— К врагам не ездят! — сурово сказал я.
— А мы там откроем филиалы швейцарских банков, и они станут друзьями. Они спят и видят, как скупить всю Грузию.
Он улыбнулся и налил еще коньяка.
— Это моя самая большая мечта. Я хотел бы, чтобы тут было много инвестиций и много туристов. Когда-нибудь я стану министром по туризму. Я буду стоять на горе, как памятник, и смотреть, как все катаются на лыжах.
В комнату вошли Тамуна и Нино. Бутылку с собой они брали не зря. Заплетающимся языком они уведомили нас, что пора ехать.
— Вот так и заканчиваются все переговоры между Грузией и Россией, — сказал Зураб. — Все пьяные, счастливые и ничего не подписано. <...>
3 ч. 30 мин.
Мы с Тамуной стояли на балконе и смотрели на Куру. Завтра утром, с рассветом, машина должна была увезти нас к морю.
С высоты балкона Тбилиси лежал как на ладони. Теплый воздух раскачивал свет дальних фонарей. Пахло асфальтом и цветами.
— Красивый город, да? — сказала Тамуна. — Кстати, представляешь, Нино мне по секрету сказала, что они хотят еще завести ребенка.
— Элементарно! — сказал я. — У них еще все впереди.

Под текст
Биография
Жвания Зураб Виссарионович. Родился 9 декабря 1963 года в Тбилиси в семье военнослужащего. В 1985 году получил диплом биологического факультета Тбилисского государственного университета, после чего до 1992 года работал на кафедре физиологии человека и животных того же факультета.
В 1989 году Жвания создал в Грузии движение «зеленых», а затем — Партию «зеленых», став ее первым председателем. В течение двух лет он являлся сопредседателем Партии «зеленых» Европы.
25 ноября 1995 года был избран председателем парламента Грузии. Через четыре года был переизбран на эту должность, однако 1 ноября 2001 года подал в отставку, мотивировав свое решение протестом против политики Эдуарда Шеварднадзе.
В парламентских выборах 2003 года принимал участие в качестве одного из лидеров предвыборного блока «Бурджанадзе-демократы». После «революции роз», в результате которой президентом Грузии стал Саакашвили, Жвания был назначен государственным министром Грузии. 17 февраля 2004 года грузинский парламент утвердил Жвания в должности премьер-министра республики.
3 февраля 2005 года Зураб Жвания был найден мертвым в квартире на улице Сабурталинской в Тбилиси. В этой же квартире также был обнаружен труп его друга — заместителя уполномоченного президента Грузии в регионе Квемо-Картли Рауля Юсупова. По официальной версии, вызывающей огромные сомнения, они погибли от отравления угарным газом вследствие использования неисправного газообогревателя.

Матвей Ганапольский
29.01.2009

Источник: http://www.novayagazeta.ru/